А | Б | В | Г | Д | Е | Ж | З | И | К | Л | М | Н | О | П | P | С | Т | У | Ф | Х | Ц | Ч | Ш | Э | Ю | Я

Вегетарианство
Вклад Пифагора в западную философию очень велик — неоценим. Пифагор первый познакомил Запад с вегетари­анством. Идея вегетарианства очень ценна; она основана на великом почтении к жизни.
Современный ум может понять это гораздо лучше, так как нам известно, что все формы жизни взаимосвязаны, вза­имозависимы. Человек не остров: человек существует в бес­конечной сети миллионов форм жизни и существования. Мы существуем в цепи, мы не отдельны. И уничтожение других животных не только уродливо, не эстетично, бесчеловечно, но также и ненаучно. Мы разрушаем собственный фундамент.
Жизнь существует как органическое единство. Чело­век может существовать только как часть этого оркестра. Только представьте себе человека без птиц, без животных и без рыб — такая жизнь будет очень, очень скучной, она утратит все свою сложность, многообразие, богатство, цвет. Леса будут абсолютно пусты, не будет слышно зова кукуш­ки, и в небе не будут летать птицы, и вода без рыб будет выглядеть очень грустно.
Жизнь во всей бесконечности своих форм существует как органическое единство. Мы являемся его частью: часть должна чувствовать почтение к целому. В этом заключа­ется идея вегетарианства. Она просто означает: не разру­шайте жизнь. Она просто означает: жизнь есть Бог — из­бегайте его уничтожения, в противном случае вы разру­шите саму экологию.
И за этим стоит нечто очень научное. Не случайно все религии, рожденные в Индии, по своей сути вегетариан­ские, а все религии, рожденные за пределами Индии, не вегетарианские. Но лучшие пики религиозного сознания были известны в Индии, нигде больше.
Вегетарианство служило очищением. Когда вы едите животных, вы в большей мере подчиняетесь закону необ­ходимости. Вы тяжелее, вас больше тянет к земле. Когда вы вегетарианец, вы легки, и вы ближе к закону грации, к закону силы, и вас начинает притягивать к небу.
Ваша еда — это не просто пища: это вы. Вы становитесь тем, что вы едите. Если вы едите нечто, что по существу основано на убийстве, на насилии, вы не сможете подняться над законом необходимости. В большей или меньшей сте­пени вы останетесь животным. Человеческое рождается, когда вы начинаете подниматься над животным, когда вы начинаете делать с собой что-то такое, что не может сде­лать ни одно животное.
Вегетарианство — это сознательное усилие, намеренное усилие, выбраться из тяготения, которое приковывает вас к земле, чтобы вы смогли взлететь, чтобы стал возможным полет от одиночества к одиночеству.
Чем легче еда, тем глубже медитация. Чем тяжелее еда, тем труднее и труднее медитировать. Я не говорю, что ме­дитация невозможна для невегетарианца — она не невоз­можна, но она сопряжена с ненужными трудностями,
Вы как человек, который хочет взобраться на гору, но несет с собой много камней. Это возможно — даже со всеми Камнями вы можете достигнуть вершины горы, но камни создают ненужные трудности. Вы могли бы выбросить все Эти камни, могли бы избавить себя от ноши, и восхождение бы гораздо более легким, гораздо более приятным
Разумный человек не будет нести камни, когда хочет взобраться на гору, — он ничего ненужного не понесет. И чем выше он взбирается, тем легче и легче он становит­ся. Даже если он что-то и несет, он его бросит.
Когда Эдмунд Хилари и Тензинг впервые достигли вер­шины Эвереста, им пришлось все бросить по пути — по­тому что чем выше они поднимались, тем труднее стано­вилось что-либо нести. Пришлось бросить даже самые не­обходимые вещи. Просто нести самого себя — более чем достаточно.
Вегетарианство оказывает величайшую помощь. Оно изменяет вашу химию. Когда вы едите животных, питае­тесь животными... Прежде всего: всякий раз, когда убивают животное, оно испытывает гнев и страх — это естествен­но. Когда вы убиваете животное... просто представьте, что убивают вас. Каким бы было состояние вашего сознания? Какой бы была ваша психология? Всевозможные яды вы­работались бы в вашем теле, потому что в гневе определен­ный яд выбрасывается в вашу кровь. В страхе определен­ный яд выбрасывается в вашу кровь. А когда вас убивают, это наисильнейший страх и гнев. Все железы вашего тела вырабатывают яды.
А человек питается этим отравленным мясом. Если оно делает вас злым, насильственным, агрессивным, тут нет ничего странного; это естественно. Когда вы живете за счет убийства, вы проявляете неуважение к жизни, враждеб­ность к жизни. Если вы уничтожаете полотна Пикассо, вы не можете питать уважения к Пикассо — это невозможно. И сама идея, что только ради еды, только ради вкуса вы вправе уничтожать жизнь, совершенно уродлива. Трудно представить, как человек может продолжать это делать.
Пифагор был первым человеком, который познако­мил Запад с вегетарианством. Это очень глубоко, очень тонко — научиться жить в дружбе с природой, в дружбе со всеми созданиями. Это фундамент. И только на этом фундаменте вы можете построить свою молитву, свою медитативность. Вы можете наблюдать это в себе: когда едите мясо, медитация становится для вас все более и более трудной.
Это непреложный факт: если вы хотите медитировать, если вы хотите быть без мыслей, если вы хотите стать лег-
им    таким легким, чтобы земля не могла притягивать
вас; таким легким, чтобы начать подниматься; таким лег­ким, чтобы вам стало доступным небо, — тогда вам необ­ходимо двигаться от невегетарианской обусловленности к свободе вегетарианства.
Вегетарианство никак не связано с религией: это нечто очень научное. Она никак не связана с моралью, но она тес­но связана с эстетикой. Невозможно поверить, чтобы чело­век чувствительности, осознанности, понимания, любви был способен есть мясо. А если он может есть мясо, значит, чего-то недостает, он все еще несознателен в своих действиях, несознателен в последствиях своих поступков.
Но Пифагора не услышали, ему не поверили — напро­тив, его осмеяли, подвергли гонениям. А он принес на Запад одно из величайших сокровищ Востока. Он принес великий эксперимент — если бы его услышали, Запад был бы абсо­лютно другим миром.
Возникшая сегодня проблема разрушения природы ни­когда бы не возникла. Если бы Пифагор стал основой за­падного сознания, тогда не было бы наших мировых войн. Он изменил бы весь ход истории. Он упорно трудился, он сделал все, что мог, — это не его вина. Но люди слепы, люди глухи, они ничего не могут слышать, они ничего не могут понять. И они не готовы изменить свои привычки.
Люди живут в своих привычках, они живут механи­чески. Он принес послание осознанности. На Западе мог­ла случиться огромная медитативная энергия. Тогда были бы невозможны никакие Адольфы Гитлеры, Муссолини и Сталины. Мир был бы совершенно другим. Но та же самая старая привычка существует до сих пор.
Мы не можем изменить человеческого сознания до тех пор, пока мы не начнем с изменения человеческого тела. Когда вы едите мясо, вы вбираете в себя животное - а необходимо выйти за пределы животного. Если вы дей­ствительно хотите идти выше и выше, если вы действитель­но хотите идти к солнечным вершинам вашего сознания, вам придется измениться во всех отношениях.
Вам придется пересмотреть всю свою жизнь. Придется об­ратить внимание на каждую, самую малую, привычку во всех ее деталях, потому самые малые вещи могут изменить всю вашу жизнь. Иногда это может быть что-то очень простое, но ваша жизнь меняется столь радикально, что трудно поверить.
Попробуйте вегетарианство, и вы удивитесь: медити­ровать будет гораздо легче. Любовь станет более тонкой, потеряет всю тяжесть — станет более чувствительной, но не более чувственной, станет более молитвенной и менее сексуальной. И ваше тело станет приобретать совершен­но другую вибрацию. В вас будет больше грации, больше мягкости, больше женственности; меньше агрессивности, больше восприимчивости.
Вегетарианство—это алхимическая перемена в вас. Оно создает пространство, в котором неблагородный металл мо­жет быть трансформированным в золото.

Верность
Вместо любви и доверия мы создали ложную ценность — верность. Верный человек только делает вид, что беспокоится о любви. Он делает жесты любви, но ничего в них не вклады­вает, в этих формальных жестах не участвует его сердце.
Верность — это свойство раба. Неужели вы полагаете, что раб, человек, который был унижен в своем человеческом достоинстве и лишен своей гордости, сможет любить чело­века, который так глубоко его ранил? Он будет его ненави­деть; если появится возможность, он сможет его даже убить. Однако на поверхности он будет оставаться верным, — но только вынужденно. Он будет делать это из страха, а не из любви и радости. Им будет руководить обусловленный ум, который твердит, что он должен сохранять верность свое­му господину. Это верность собаки своему хозяину.
Любовь требует более тотального отклика, который при­ходит не из чувства долга, но из пульсации вашего сердца, лз вашего переживания радости и из желания делиться ею. Верность уродлива, однако на протяжении многих тысяче­летий она почиталась как великая добродетель, потому что общество стремится самыми разными способами порабо­тить людей. Предполагается, что жена должна сохранять верность мужу — до такой степени, что, например, в Индии миллионы женщин, если их муж умирал, прыгали в погре­бальный костер и сгорали заживо. Этот обычай так почитал­ся, что женщина, которая не соглашалась это сделать, ока­зывалась в положении отверженной. Она становилась поч­ти изгоем, собственная семья обращалась с ней только как с прислугой. Поскольку она не проявила готовность умереть вместе с мужем, делался вывод, что она ему не верна.
Посмотрите на это с другой стороны: ни один мужчина никогда не прыгал в погребальный костер своей жены. Ни­кто никогда не поднимал вопрос: «Не означает ли это, что муж не верен своей жене?» Но общество живет двойными стандартами: существует один стандарт для хозяина, го­сподина, обладателя, и другой — для раба.
Любовь — это опасное переживание, потому что вами овладевает что-то большее, чем вы, что-то неуправляемое, что вы не можете вызвать усилием воли. Если она ушла, вернуть ее невозможно; все, что можно делать — это при­творяться, быть лицемером.
Верность не имеет ничего общего с любовью, это созда­ние вашего ума, это не что-то, что приходит из запредель­ного. Это обусловленность, которую вы приобретаете в своей культуре, — один из видов обусловленности. Вы начинаете притворяться и мало-помалу начинаете верить в собствен­ное притворство. Верность требует того, чтобы вы всегда в жизни и смерти были привязаны к одному человеку — же­лает того ваше сердце или нет, не важно. Это один из спо­собов психологического порабощения.

Вертикальное и горизонтальное
Время состоит из двух грамматических времен, не из трех. Настоящее время не является частью времени. Про­шлое — это время, будущее — это время. Настоящее — это проникновение запредельного в этот мир времени.
Вы можете думать о времени как о горизонтальной ли­нии. За А следует В, за В следует С, за С следует D — и так далее. Это линейная прогрессия. Существование не гори­зонтально, существование вертикально. Существование не движется по линии — от А к В, от В к С. Существование движется в интенсивности: от А к еще более глубокому А, от более глубокого А к еще более глубокому А. Это прыжок в нынешний момент.
Время, рассматриваемое как прошлое и будущее, — это язык ума, а ум может только создавать проблемы, он не знает ни одного решения. Все проблемы, которыми об­ременено человечество, это изобретения ума. Существо­вание — это тайна, а не проблема. Ее нужно не разрешить, ее нужно прожить.

Верующие
Верующий — не искатель. Верующий не хочет искать, именно поэтому он верит. Верующий хочет избежать по­исков, именно поэтому он верит. Верующий хочет, чтобы его освободили, спасли; ему необходим спаситель. Он всег­да ищет мессию — того, кто сможет есть за него, переже­вывать за него, переваривать за него. Но если я ем, ваш голод не будет удовлетворен. Никто не может спасти вас, кроме вас самих.
Верующие — самые посредственные люди в мире, наи­менее разумные люди в мире.

Вечность
Слово «кала» в санскрите очень многозначно: одно из его значений — время, другое — смерть. Одно слово означа­ет время и смерть. Это прекрасно, потому что время — это смерть. Как только вы вступаете в жизнь, вы готовы уме­реть. Смерть вошла в вас вместе с рождением. Когда ребе­нок рождается, он вступает в царство смерти. День рожде­ния — это также и день смерти. Теперь несомненно только одно: ему придется умереть. Все остальное неопределенно; это может случиться, может не случиться. Но с того момен­та, когда ребенок родился, как только он сделал свой первый вдох, одно абсолютно определенно — что он умрет.
Вхождение в жизнь — это вхождение в смерть; вхож­дение во время — это вхождение в смерть.
Вечность — это бессмертие.
Как найти вечность? Каков путь?
Нужно понять процесс времени.
Процесс времени горизонтален: одно мгновение прохо­дит, за ним следует другое; проходит это, за ним следую­щее — череда мгновений, цепь мгновений: одно проходит, приходит второе; проходит второе, приходит третье. Вре­мя горизонтально.
Вечность вертикальна: вы идете вглубь мгновения — вы двигаетесь не линейно, но в глубину. Вы погружаетесь в мгновение. Если вы стоите на берегу, река продолжает течь мимо. Обычно мы стоим на берегу времени. Река продолжа­ет двигаться; одно мгновение, за ним другое, третье — не­прерывная последовательность мгновений. Обычно мы так и живем, именно так мы живем во времени.
Есть другой путь — прыгнуть в реку, утонуть в мгнове­нии, здесь-сейчас. Тогда время вдруг останавливается. Тог­да вы движетесь в совершенно другом измерении — верти­кальном измерении вечности. В этом смысл креста Иисуса.
Крест — символ времени. Он состоит из двух линий: вертикальной и горизонтальной. На горизонтальной линии находятся руки Христа, на вертикальной — все его суще­ство. Руки — символ действия: делания, обладания. Обла­дание — во времени; бытие — в вечности. Поэтому то, что вы делаете, пребывает во времени; а то, что вы есть, — в вечности; то, чего вы достигаете, — во времени, то, что составляет вашу природу, — в вечности. Смените «име­ние», «делание», на бытие.
В этот самый миг может произойти поворот. Если в этот самый миг вы забудете прошлое и будущее,
время останавливается. Тогда ничто не движется, тогда все абсолютно затихает, и вы начинаете тонуть в здесь-и-сейчас. Это «сейчас» — и есть вечность.

Взрослые
Каждый ребенок разумен — гораздо разумнее так на-ваемых взрослых. Взрослые только называются «взрос-ЗЬ1МИ»; действительно взрослые люди встречаются чрезвы-йно редко. Самое важное качество, которым отличается ействительно взрослый человек — то, что он сохраняет не­винность ребенка, удивленные глаза ребенка, любопытное серДЦ6 ребенка; детская чистота и ясность в нем остаются нетронутыми. Он победил общество. Он никому не позво­лил разрушить собственный разум.

Взаимозависимость
В жизни все взаимозависимо. Никто не независим, вы не можете существовать отдельно ни единого мгновения. Вы нуждаетесь в поддержке всего существования; вы вды­хаете и выдыхаете его каждое мгновение. Это не связь, это глубочайшая связанность. Помните, я говорю не о зависи­мости, потому что концепция зависимости предполагает, что мы независимы. Если мы независимы, тогда возмож­на зависимость. Однако ни то, ни другое невозможно; то, что существует на самом деле, это взаимозависимость, взаимосвязанность.
Как вы думаете? Волны зависимы от океана или не за­висимы от океана? Ни то, ни другое. Они не зависимы и не независимы; они есть океан. Океан не может существо­вать без волн, а волны не могут существовать без океана. Они находятся в глубоком единстве, единении. То же са­мое можно сказать о всей нашей жизни. Мы все волны в космическом океане сознания.

Взятка
Священники всегда говорили людям: «Молитесь Богу, восхваляйте Господа, и вы будете прощены». Что такое это восхваление? Взятка!
Поэтому в такой стране, как Индия, где люди веками восхваляли Бога, взятка — самое распространенное и обы­денное явление. Никто не считает взяточничество непра­вильным — это нечто божественное! Если даже самого Бога можно подкупить, то что говорить о бедном полицейском? Если даже Бога можно подкупить и убедить сделать для вас что-то, что же говорить о бедном чиновнике? И если Бог не поступает плохо, почему нужно считать, что этот чиновник поступает плохо? На Востоке взятка — не что-то плохое; это западная идея, что взяточничество неправильно. На Вос­токе это просто пустяк, взятки давали всегда.
Священники суть не кто иные, как посредники между вами и Богом: они берут у вас взятку и ходатайствуют за вас перед Богом. Конечно, в таких вещах, как взятка, нужны посредники, потому что, давая взятку, вы будете бояться. Ведь человек может подумать, что это нехорошо; он может обидеться, вы можете оскорбить его достоинство. Он может почувствовать себя задетым: «За кого он меня принимает? Что он обо мне думает? Что меня можно подкупить?!» Или, даже если он хочет взять взятку, он может сказать «нет», он может отказаться. Он может сказать: «Я не беру взяток». Благочестивое эго может одержать верх над его природой. Необходим посредник, агент, который знает обе стороны, чтобы вам не пришлось встречаться с этим человеком не­посредственно. Во всем нужны посредники.
Священники стали посредниками между человеком и Богом. «Вы согрешили? Не волнуйтесь, — говорят священ­ники. — Просто дайте нужную сумму, и вы будете проще­ны. Бог очень милостив». Если вы не дадите взятки — вам, конечно, придется пострадать.

Вины, чувство
Чувство вины — торговый секрет всех так называе­мых фундаментальных религий: создайте у людей чув­ство вины, заставьте их чувствовать себя плохими. Не да­вайте им относиться к собственной жизни с уважением; пусть они себя осуждают. Пусть глубоко внутри они чув­ствуют себя безобразными, абсолютно недостойными — пылью, прахом, — и тогда, конечно, они будут готовы под­чиниться любому идиоту. Они будут более чем готовы, что­бы ими руководили — в надежде, что «кто-нибудь приве­дет нас к высшему свету». Эти люди многие века вас экс­плуатировали.

Внимание
Все говорят о своих страданиях. Зачем это так акцен­тировать? Зачем придавать этому столько внимания? Пом­ните один закон: то, на что вы обращаете много внимания,
растет. Внимание — это пища; если вы уделяете чему-то внимание, оно становится больше.
Биологи говорят, что ребенок лучше растет, если его любят, потому что с любовью он получает больше внима­ния. Даже растение растет лучше, если садовник уделяет ему внимание. Если им пренебрегают... если все осталь­ное есть: подходящая почва, удобрения, дождь, солнеч­ные лучи; у него все есть, кроме сознательного внима­ния, — то ему нужно больше времени, чтобы вырасти. Теперь это научный факт, подтвержденный наблюде­ниями и экспериментами. Если вы любите растение и уделяете ему много внимания, если вы разговариваете с ним, если время от времени говорите ему: «Я тебя люб­лю», оно растет быстрее.
Внимание — это витамин. Самое жизненное в существо­вании — это внимание. Если вас никто не любит, вы начне­те увядать. Если никто не обращает на вас внимания, при­ходит смерть; вы хотите умереть. Если кто-то уделяет вам внимание, вы снова становитесь живым. Внимание — это жизнь, elan vital.
Если вас никто не любит, вы покончите с собой, потому что вы не способны любить себя. Если бы вы были способны любить себя, если бы вы могли уделять внимание себе, вам не нужно было бы чужое внимание. Будда может жить один на этой земле; вы не можете. Если вы один, вы немедленно покончите с собой. Вы скажете: «Какая в этом польза? За­чем мне жить? Кто полюбит меня? Кого мне любить?»
Внутри, психологически, действует тот же закон. Если вы уделяете страданию много внимания, вы помогаете ему расти. Если вы обращаете много внимания на счастье, вы помогаете ему расти.
Не будьте врагом самому себе. Если вы погрязли в стра­дании — это оттого, что вы обращали внимание не на то. Сместите свое внимание. Даже если у вас есть одно-един­ственное воспоминание о счастливом мгновении, этого до­статочно. Обратите на него свое внимание, и оно будет ра­сти. Семя прорастет и станет большим деревом

Внутреннее
Одна из величайших тайн жизни — что мы рождаемся с совершенным блаженством в нашем существе, но живем как нищие, потому что никогда не смотрим внутрь себя. И мы принимаем это как должное, — как будто мы уже знаем все, что у нас внутри. Это совершенно идиотическая идея, но в ее власти находится весь мир. Мы готовы отправиться на луну в поисках блаженства, но мы не готовы отправиться внутрь самих себя, по той простой причине, что мы, никогда не по­бывав внутри, уже думаем: «А что может быть внутри?»
Так или иначе мы упорно считаем, что мы знаем самих себя. Мы совершенно не знаем себя.
Сократ прав, когда он говорит: «Познай себя». В этих двух словах сосредоточена вся мудрость всех святых, пото­му что в познании себя свершается все и достигается все.
Нам не нужно становиться совершенными, мы рождаем­ся совершенными. И нам не нужно изобретать блаженства, нам нужно его только заново открыть. Так что дело не такое трудное, как думают люди; это очень простой процесс рас­слабления, отдыха, постепенного центрирования.
В тот день, когда вы попадаете в свой центр, неожидан­но вспыхивает свет; вы нащупали выключатель... как буд­то вы в темной комнате, идете на ощупь, ищете и ищете, а потом находите выключатель, и вдруг становится светло. Но человек может просидеть в темноте всю ночь, плача и рыдая, у самого выключателя. И так происходит на самом деле: мы плачем напрасно.
И поэтому те, кто познал, испытывают очень странное чувство. Приходит величайшее сострадание к людям, но становится также и неимоверно смешно, потому что они понимают, как это глупо — у вас все уже есть, но вы мече­тесь туда-сюда без всякой причины. И из-за этого метания вы продолжаете упускать. Но они чувствуют также вели­чайшее сострадание, потому что вы страдаете — это прав­да, — хотя ваше страдание попросту глупо...
Этот абсурдный, нелепый жизненный шаблон нужно полностью изменить. Смотрите внутрь, а потом, если вы ничего не сможете там найти, ищите вовне. Но я катего­рически заявляю, что еще никто, кто смотрел внутрь, не упускал, поэтому нет никакой причины, чтобы упустили вы. Никто не исключение, это абсолютный закон: тот, кто идет внутрь, находит — находит Царство Божие, совер­шенное блаженство, абсолютную истину. А вместе с ним приходит свобода и удивительный аромат. Жизнь стано­вится танцем, поэзией, постоянным экстазом; с каждым мгновением она растет и растет.
Вы просто теряетесь: может ли быть столько экста­за? — «смогу ли я вместить больше?» Но человек может вместить в себя бесконечный экстаз. И его становится все больше и больше. Это невероятно, и вы думаете: «Это пре­дел, большее невозможно», — но на следующий день обна­руживаете, что большее возможно, и вы продолжаете от­крывать новое. Это никогда не кончается. В путешествии есть начало, но нет конца.

Вода
Во всех первобытных племенах вода символизирует жизнь. Вода лежит в основе жизни: человеческое тело на восемьдесят пять процентов состоит из воды. И жизнь — жизнь животных и деревьев и человека и птиц — вся жизнь зависит от воды. Поэтому вода была одной из основ­ных стихий, объектом поклонения. Точно так же, как пер­вобытные народы поклонялись солнцу, поклонялись воде; солнце и вода почитались как боги. И в качестве метафо­ры это также значимо.
Вода символизирует несколько вещей. Во-первых: у нее нет формы, но она может принимать любую форму, она спо­собна приспособиться к любой форме. Вы нальете ее в кув­шин, и она примет форму кувшина; вы нальете ее в стакан, она примет форму стакана. Она бесконечно приспосабли­ваема. В этом ее красота: она не знает никакой жесткости. Человек должен быть таким же нежестким, растаявшим — как вода, а не как лед.
Вода всегда течет к морю. Где бы она ни была, она течет к морю, к бесконечному. Человек должен, подобно воде, всегда течь к Богу. Вода остается чистой, если она движется и те­чет, и становится нечистой, застойной, если она бездейству­ет. Таким же должен быть человек и его сознание — всегда текущим, движущимся, никогда нигде не застаивающимся.
В застое человек становится грязным, мутным. Если поток продолжается, и человек готов двигаться от одного момента к другому, ни за что не цепляясь, не неся на себе груз прошлого, он остается невинным, чистым.

Возраст
Смена времен года прекрасна; когда они сменяются, вы каждое мгновение становитесь новым: каждый миг новое настроение, каждый миг новый оттенок бытия; каждый миг новые глаза и новое лицо. И кто вам сказал, что в старости человек безобразен? Женщина в старости безобразна, если пытается казаться по-прежнему молодой; тогда она будет безобразной. Она раскрасит лицо косметикой, помадой — тогда она будет безобразна. Но если женщина принимает старость естественно, как должное, то вы не найдете лица прекраснее, чем лицо старое — с морщинами, оставленны­ми опытом и временем; мудрое, зрелое.
Старый человек становится прекрасным, если он про­жил свою жизнь. Если он не жил, ему хочется уцепиться за какой-то момент прошлого, которого больше нет. Вот что такое уродливый человек: молодость прошла, но вы пытаетесь сделать вид, что вы молоды. Секс ушел — он неизбежно исчезает, если вы жили, — а вы по-прежнему ищете чего-то несвоевременного, того, что хорошо только в определенные моменты жизни. Но влюбленный старик В ещон... смешон! — так же, как смешон не влюбленный олодой человек. Это не соответствует моменту; такой че­ловек не идет в ногу с жизнью.

Военная служба
См. Война, Насилие

Воздержание
Вы можете соблюдать обет безбрачия, но соблюдать его не означает выйти за пределы сексуальности. Сексуаль­ность вас пронизывает насквозь. Оказавшись в материн­ской утробе, вы стали сексуальным существом. Это неиз­бежно. Поэтому вам остается только подавлять. Вы стане­те неестественным, и вся ваша жизнь будет извращенной. Возможно подавление, но не трансценденция.
Я слышал:
За тридцать лет брака Элен и Дольф не упустили ни одной возможности насладиться законными супруже­скими радостями.
Как-то раз Элен пошла к врачу, и тот сказал, что ей нужен полный покой в течение шести месяцев, — иначе она умрет.
Супруги решили провести это время в строгой изоля­ции. Элен поднималась в спальню наверху, Дольф оста­вался внизу.
Через три месяца полного воздержания сила воли изме­нила Дольфу, и он направился в спальню жены. Поднимаясь по лестнице, он увидел, как Элен спускается к нему.
Дорогой, — сказала она, — я спускаюсь, чтобы умереть.
Какое счастье, дорогая, — ответил он. — Я как раз
поднимаюсь, чтобы тебя убить!

Не сходите с ума, живите проще. Не нужно ни убивать, ни умирать. Подавление очень усложнит вам жизнь; вы ста­нете шизофренически раздвоенными: на поверхности воз­держание, а глубоко внутри — его противоположность.

Война
Война существует не потому, что разные группы людей во внешнем мире воюют друг с другом; в корне своем война существует потому, что человек в конфликте. Корень войны внутри человека, вовне вы видите только ветви и листья. Через каждые десять лет человечеству необходима миро­вая война. За десять лет человек накапливает внутри себя столько ярости, сумасшествия, помешательства, что ему необходимо извержение.
Пока мы не трансформируем сам человеческий сцена­рий, пока мы не дадим человеку совершенно новую про­грамму жизни и бытия, мы можем продолжать говорить о мире, но продолжать готовиться к войне. Именно это мы делали на протяжении тысяч лет: говорили о мире и созда­вали войну. И весь абсурд в том, что даже во имя мира мы сражаемся: величайшие войны были во имя мира. Прошлое было совершенно разрушительным. С помощью той же са­мой энергии человечество могло бы создать рай на земле, а все, что мы сделали — мы вместо этого создали ад. Но во­прос не в том, чтобы изменить политические идеологии в мире, вопрос не в том, чтобы научить людей братству, по­тому что все это уже делалось, и все это провалилось.
Нехорошо что-то более глубокое. Человек расщеплен; те же самые люди, которые говорят о мире, являются причиной этой расщепленности. Они разделили человека на хорошее и плохое, низшее и высшее, земное и божественное, материаль­ное и духовное. Они создали трещину в человеческой душе, и внутри идет постоянная война. Все люди борются сами с собой, а когда им надоедает, они начинают бороться с кем-то другим.
Вот почему во времена войны люди выглядят более частливыми. Их лица сияют энтузиазмом, их походка ста­новятся танцующей. Они трепещут, потому что хотя бы несколько дней им не нужно сражаться с собой, они наш­ли козла отпущения — снаружи. Это может быть фашист, это может быть коммунист, это может быть мусульманин, это может быть христианин — неважно, но кто-то снаружи. Это бегство от внутренней борьбы; и в каком-то очень не­здоровом смысле это расслабляет. Но нельзя продолжать войну постоянно, рано или поздно человек вынужден сно­ва вернуться внутрь. Политик создает войну снаружи, свя­щенник создает войну внутри. Это древнейший и худший заговор против человечества.
Мое видение — это целостная душа. Тело уважается, не отрицается, его любят, ценят, за него благодарны. Материя не отрицается, ею наслаждаются, она является частью ду­ховного роста. Нет двойственности: есть диалектика роста. Так мы ходим на двух ногах. Так у птицы два крыла. Мате­рия и дух, тело и душа, низшее и высшее — это два крыла.

Воля
Человеку необходимо найти синтез между волей и спо­собностью сдаться. Сначала человек должен развить силу воли, развить свое эго. Мой подход следующий: средняя продолжительность жизни составляет около семидесяти лет, значит, первые тридцать пять лет жизни должны быть посвящены усилению эго и силы воли. Так что сначала слу­шайте Ницше, слушайте Штайнера, слушайте Фрейда — эго должно максимально усилиться, кристаллизоваться.
А после тридцати пяти лет нужно научиться рассла­бляться, отбросить эго, более и более сдаваться существо­ванию. Запад — это первая половина жизни, Восток — вто­рая половина жизни. Она должна начинаться по-западному, а заканчиваться по-восточному. Сначала необходимо жить в миру, а в миру необходима воля. Человек должен стре­миться и бороться, потому что борьба обостряет разум. Но нельзя в жизни продолжать и продолжать бороться до са­мого конца. Какой тогда смысл?
Боритесь, оттачивайте разум, узнайте мир, скитайтесь по всему миру, будьте завоевателем, а потом... потом — вой­дите внутрь. Вы познали внешнее, теперь попробуйте по­знать внутреннее.
А для того чтобы познать внутреннее, нужно рассла­биться. Нужно забыть беспокойство, тоску, напряжение. Нужно перестать соревноваться; воля больше не нужна. Для того чтобы покорить мир, необходима воля; для того чтобы завоевать внутренний мир, воля не нужна. Да, это покажется непонятным, очень нелогичным. Я нелогичный человек. Вот мое понимание: только сильные эго способны сдаться, слабые эго не способны сдаться. Такие люди бо­ятся, потому что знают, что у них очень слабое эго; если они сдадутся, их не станет. Человек со слабым эго не смо­жет этого выдержать. Он боится своей внутренней сла­бости. Снаружи он притворяется, но он знает свою вну­треннюю реальность — что он готов... И он закрывается, он хочет защититься.
Когда приходит человек с сильным эго, он говорит: «По­смотрим! Попробуем!» Он достаточно уверен в себе, он зна­ет, что даже если он вступает на какой-то неизвестный путь, то все же сможет защитить себя. И если он решит вернуться, он может вернуться; у него достаточно доверия, достаточно уверенности в себе. У него достаточно сильная воля.
Помните, когда вы сдаетесь — это последний и вели­чайший акт воли. Сдаться — это не легко и не дешево. Вы сдаетесь не потому, что не умеете стоять на ногах, вы сдае­тесь не потому, что падаете. Вы не говорите: «Ладно, я сда­юсь» — потому что не способны устоять на ногах.
Сдаться не значит быть бессильным. Сдаются не от бес­силия, сдаются из величайшей силы.
Вы прошли путем воли и силы, и вы ничего не нашли. Вы узнали все возможности эго, но получили только страдание. Эго есть просто боль. Тогда вы решаете: «Попробуем теперь последнее средство — отбросим эго».
Для того чтобы отбросить эго, вам понадобится огром­ная воля — в противном случае нелегко отбросить эго. Это величайшее действие в мире, последнее действие. На это способны только очень храбрые люди.
Поэтому растите в воле и ничего не бойтесь. Станьте сильным, станьте эгоистом, не бойтесь. Пусть будет больно, пусть эго станет для вас пыткой, пусть эго станет раковой опухолью на вашей душе — тогда однажды вы отбросите его. И отбросите, следуя собственному внутреннему чув­ству, следуя собственному опыту. И это будет прекрасно.

Вопрос
Один христианский священник как-то спросил раввина: «Не могли бы вы дать мне прямой ответ на простой вопрос? Почему евреи всегда отвечают вопросом на вопрос?»
Раввин на секунду задумался и ответил: «Разве?»

Воскрешение
если вы не боитесь смерти, зачем беспокоиться о вос­крешении? Это просто страх. В действительности, если с точностью докажут, что в жизни Иисуса не было воскре­шения, тогда девяносто девять процентов христиан пере­станут быть христианами. Какой им тогда смысл оставаться христианами? Они примкнули к этому человеку только по­тому, что он знает секрет воскрешения и, быть может, по-Делится этим секретом с ними. Или же, если он не захочет Раскрыть его, тогда он, по крайней мере, совершит для них чУдеса, спасет их души. Это просто страх смерти.
Если будет точно доказано, что Иисус не совершал чудесных исцелений, в мире останется не так много христиан, они исчезнут. Их совершенно не интересует Иисус. Весь их интерес заключается в том, чтобы защитить себя от болез­ней, а в конце концов и от смерти. Вместо того чтобы думать о воскрешении и чудесах исцеления, пойдите глубоко во­внутрь и посмотрите на свой страх смерти. Воскрешения нет, но если вы глубоко проникнете в свой страх смерти, этот страх исчезнет. С исчезновением страха смерти исчезнет и сама смерть. Тогда вы осознаете, что вы вечны. Нет ни­какого воскрешения. Воскрешение возможно, только если сначала вы умираете] Вы никогда не умираете. Никто ни­когда не умирал. Смерть — это миф!
Слово «миф» происходит от санскритского корня «митья». «Митья» значит «ложный». Смерть — это ложь. Смерть никогда не случалась — и никогда не случится. Она не может случиться по самой природе вещей. Жизнь вечна, меняются только формы. Здесь вы умираете, ваше пламя исчезает из этого тела и воплощается в каком-то другом теле, вы перемещаетесь в другое чрево. И так далее, и так далее. Даже когда вы перестаете рождаться, вы растворя­етесь в божественном. Но жизнь продолжается...
Формы меняются. Вы никогда не умираете! Форма уми­рает каждый день. Проблема возникает потому, что вы слишком сильно отождествляетесь с этой формой. Вы ду­маете, что вы и есть эта форма. Вы думаете, что вы и есть это тело. Тогда приходит страх смерти.
Не нужно учиться искусству воскрешения. Нужно про­сто усвоить то, что смерти не существует. Не нужно воскре­шаться прежде всего потому, что вы не можете умереть! Вместо того чтобы удивляться чудесам Иисуса, сами совер­шите чудо — пойдите вовнутрь. Это единственное чудо. По­грузитесь в свой страх смерти; проникая в него все глубже, осознайте, где он и что это такое. Наблюдайте его.
Не ищите рациональных аргументов, не привлекайте те­ории, заимствованные во внешнем мире, чтобы утешить себя. Не говорите, что душа вечна; вы сами этого еще не знаете. Я говорю, что она вечна, но это еще не стало вашим личным переживанием. Не превращайте это в утешение для себя.
Вам придется прочувствовать всю эту дрожь, весь этот страх вам придется спуститься по лестнице смерти. Вам придется пройти по ней до самого конца. Вам придется принять возможность смерти и увидеть, что такое смерть. Я самом этом видении вы с удивлением осознаете, что вы не
есть смерть. Вы не есть тело, вы даже не есть ум. Вы просто чистая жизненная энергия. Вы свидетель. Это свидетельствование и есть настоящее чудо.

Восприимчивость
Бог ищет нас... нам совсем не нужно его искать. Даже если мы будем искать, мы не сможем его найти, потому что не зна­ем, где он, кто он. Даже если он явится прямо перед вами, вы не сможете его узнать, потому что узнавание возможно, только если до этого уже случилось знание. Узнавание подразумева­ет, что вы видите кого-то снова, — но ведь вы не видели Бога раньше, как вы можете искать и как вы можете его узнать?
Истину невозможно искать—можно просто быть воспри­имчивым, вот и все. Можно только открыть двери и ждать... и ждать молитвенно. Можно только сказать: «Если ты при­дешь, я с радостью тебя приму. Я не знаю, кто ты, я не знаю твой адрес, и потому не могу послать приглашение. Кто бы ты ни был, если то, что я говорю, относится именно к тебе, мои двери открыты. Если ты захочешь прийти, мои двери будут открыты». Вот и все, что может сделать искатель... вот и все, что нужно сделать. Большее невозможно и не требуется.
Глубоко проникнитесь этим отношением. Просто будьте восприимчивы. Именно поэтому я так часто говорю, что по­иск истины — это не мужской поиск, а женский. Он такой Же, как женская энергия... восприимчивый. Он не такой, как мУЖской поиск — агрессивный.
Мужской ум породил науку. Наука агрессивна. Нау-Ка — это почти что изнасилование природы, это насиль­ственная попытка вынудить природу раскрыть свои тайны. Это не очень грациозно. В этом нет молитвы. В этом есть конфликт. Отсюда выражения типа «покорение природы». Какой абсурд! Как можно покорить природу? — вы являе­тесь ее частью. Как меня может покорить моя рука? — эта рука является частью меня. Как лист может покорить де­рево? Это глупо, просто глупо!
Но исповедуя эту глупость, мы создали целую циви­лизацию, которая пытается покорить все. В этом мире до­минирующим является мужской подход. Когда я говорю «мужской подход», я имею в виду агрессивный ум. Женщи­на становится мужеподобной, если у нее агрессивный ум, а мужчина становится женственным, если у него восприим­чивый ум. Наука мужеподобна, религия женственна.
Религия — это просто глубокая восприимчивость... го­товность, открытая дверь. Если Бог придет в гости, его впу­стят, вот и все, и впустят с огромной благодарностью. Он будет желанным гостем.
Поэтому медитируйте, танцуйте и пойте, но оставай­тесь глубоко внутри с восприимчивым сердцем. Все придет в свое время... ничто не случается раньше своего времени. И это прекрасно — ничто не должно случаться раньше сво­его времени. Если это случится раньше, вы никогда не смо­жете это понять, переварить. Это никогда не станет частью вас, это даже станет грузом — возможно, даже ядом.

Воспроизводство
Жизнь каждого человека является наглядным доказа­тельством того, что мы совсем ничего не знаем о жизни. Если это не так, то почему в жизни столько отчаяния, столько страдания, столько тревоги?
То же самое справедливо в отношении наших знаний о сексе. Мы ничего о нем не знаем. Быть может, вы не со­гласитесь с этим. Вы возразите: «Вполне возможно, что мы ничего Не знаем о душе или о Боге, но как можно говорить, что мы ничего не знаем о сексе?» Возможно, вы скажете, что мы »»
у вас есть жена и дети. И, тем не менее, я беру на себя смелость утверждать, что вы ничего не знаете о сексе, хотя скорее всего, очень трудно с этим согласиться. Вероятно, у вас какой-то сексуальный опыт, но вы знаете о сексе но, у вас какой-то сексуальный опыт, но вы знаете о сексе больше, чем животные. Сделать что-то механически не достаточно для того, чтобы это познать...
Жениться может кто угодно. Родить ребенка может кто угодно. Это не имеет никакого отношения к пониманию сек­са. Животные тоже размножаются, но это не значит, что они знают что-нибудь о сексе.
Правда заключается в том, что секс не изучается как на­ука. Вокруг секса не возникло ни философии, ни науки, по­тому что каждый уверен в том, что знает о сексе все. Никто до сих пор не видел необходимости в том, чтобы появилось писание о сексе. Это очень грубая ошибка человечества.
Когда мы глубоко разработаем науку, систему мысли о сексе, напишем о нем писание, мы будем воспроизводить новую человеческую расу. Тогда прекратится произведе­ние таких безобразных, безжизненных, неполноценных и бессильных человеческих существ. Больные, слабые, бесц­ветные люди перестанут рождаться на этой Земле...
Мы никогда глубоко не вникаем в вопросы секса, никогда не размышляем о практике секса, никогда не пытаемся про­никнуть в его глубину, никогда не медитируем на него — из-за иллюзии, что мы все о нем знаем. Если все уже все знают, какой смысл вникать в предмет? Однако хочу тут же сказать вам, что нет более глубокой тайны, более глубокой загадки, бо­лее глубокого вопроса, чем секс — в этом мире и в самой жизни.

Вполсилы
Есть люди, которые все делают вполсилы; они живут равнодушно. Они никогда ничего не достигают, потому что никогда не выкладываются полностью. Никогда и ни во что они не идут тотально, интенсивно. Они вечно стоят на бе­регу, не входя в воду, и думают о дальних берегах. Или же, даже если иногда они что-то пробуют, они гонятся за дву­мя зайцами: если не догонишь одного, то всегда догонишь другого. Они сидят между двумя стульями. Их жизнь раз­делена настолько, что всегда — что бы они ни делали, — они разделяют. А цветение осознанности возможно лишь когда внутри вас существует органическое единство.

Враги
Выбирайте врагов очень тщательно, потому что они будут определять вас! Когда вы будете бороться с ними, вам придется изучить их стратегию — это очевидно. Вам придется научиться их тактике, изучить их обычаи. Вра­ги постепенно становятся очень похожими — более похо­жими, чем друзья.

Враньё
(дерьмо коровье)
Слово «вранье» гораздо лучше слова «рационализация», а обозначают они одно и то же. «Рационализация» — кли­ническое слово, им пользуется профессор. «Дерьмо» — сло­во более живое. Слово «рационализация» бескровно; сло­во «дерьмо» очень молодое, живое и крепкое. «Рационали­зация» — философский термин. «Дерьмо» происходит от обычного человека, от масс, людей, которые живут на зем­ле, с землей, у которых руки в грязи. Слово «дерьмо» тоже грязное, поскольку им пользуются люди, которые работают, живут обычной жизнью. Вы его не услышите от академи­ческих возвышенных отшельников. Но помните: оно более подлинно, но говорит больше, чем слово «рационализация». И помните, что слова, изобретенные профессорами, всегда анемичны. Это мертвые слова, клинические, но они мало что говорят. Они скорее скрывают, чем говорят.

Врачи
Позвольте мне выразиться так: само слово «рационали­зация» — это уже рационализация; им пользуются, когда хотят избежать слово «вранье».
В Древнем Китае была одна традиция, которую стоит помнить; возможно, когда-нибудь в будущем это пригодит­ся. Идея была в том, что врачу нужно платить за то, что он сохраняет пациента здоровым, а не за то, что он его лечит. Если врачу платят за то, что он вас лечит, его коммерческий интерес будет состоять в том, чтобы вы болели. Чем больше вы болеете, тем лучше; чем больше болезненных людей, тем лучше. Вы создаете раздвоенность в уме врача.
Сначала научите врача, что его работа — сохранять лю­дей здоровыми: «Ваша функция в том, чтобы продлевать их жизнь, силу, молодость». Но коммерческий интерес док­тора... если все остаются здоровыми, молодыми, никто не болеет, то он умрет от голода! Если все здоровы, заболеют доктора, заболеют серьезно, смертельно! Что они тогда бу­дут делать? Нет, коммерческий интерес врача противоре­чит философии, которой его учили. Экономически он заин­тересован в том, чтобы люди продолжали болеть; чем боль­ше болезней, тем лучше.

Времена перемен
Времена смятения и хаоса — это лучшие времена, в которые можно жить. Когда общество статично, в нем поч­ти не для чего жить, почти не с чем жить. Когда общество стабильно, нет смятения, нет хаоса, и люди живут тусклой, бесформенной, застывшей жизнью — комфортабельной, удобной, стабильной, но не живой.
Только во времена хаоса и смятения происходят вели­кие вещи, потому что люди свободнее. Они не скованы, они лишены корней: они могут искать новую почву, они могут искать новые земли, они могут искать новые страны, они могут искать новые континенты бытия.
Сейчас — один из величайших моментов в истории че­ловеческого сознания. Так никогда не было; это крещендо.
Будда говорил — и, похоже, он был прав в своем наблю­дении, — что раз в каждые двадцать пять веков наступает момент великой смуты и хаоса. И это то самое время, когда появляется наибольшее количество просветленных.
Со времен Будды прошло двадцать пять веков. Вы снова приближаетесь к тому моменту, когда все прошлое поте­ряет смысл. Когда прошлое теряет весь смысл, вы свобод­ны, вы не прикованы к прошлому: вы можете использовать эту свободу для того, чтобы невероятно вырасти, вырасти до высот, которые вам даже не снились.
Но вы также можете разрушить себя. Если вы не разу­мны, смятение и хаос разрушат вас. Миллионы будут раз­рушены — из-за собственной неразумности, не из-за хаоса. Они будут разрушены, потому что не смогут найти безопас­ной, комфортной и удобной жизни, которая была возможна раньше. Они не смогут найти свое место. Им придется жить из своих собственных ресурсов, им придется быть индиви­дуальностями, им придется быть бунтарями.
Сейчас общество исчезает, семья исчезает; жить стано­вится трудно. Не будучи индивидуальностью, жить очень трудно. Выжить сможет только индивидуальность.
Те люди, которые слишком привыкли к рабству, при­выкли к тому, чтобы ими командовали, привыкли к тому, чтобы кто-то другой отдавал им приказы — люди, кото­рые слишком привыкли к фигуре отца — придут в состоя­ние помешательства. Но это их вина, это не вина времени. Наши времена прекрасны, потому что времена хаоса — это времена революции. Сейчас возможно выйти из колеса жизни и смерти лег­че чем когда-либо за двадцать пять веков, прошедших со времен Будды. Во времена Будды многие стали просвет­ленными, общество бурлило. Это происходит снова. Впере­ди великие времена — готовьтесь к ним.

Время
В санскрите мы называем время и смерть одним и тем же словом. Смерть называется кал и время — тоже кал. Санскрит, вероятно, единственный язык во всем мире, в котором время и смерть обозначаются одним и тем же сло­вом. Именно поэтому можно справедливо утверждать, что санскрит является единственным языком, который был трансформирован пониманием видящих, пробужденных; все остальные языки остались обыденными. За десять ты­сяч лет Восток знал тысячи просветленных, и они измени­ли саму структуру санскритского языка. Они придали ему цвет просветления, они сделали слова светящимися, они придали тем же самым словам новый смысл, который не мог быть им дан непросветленными людьми.
Называть время и смерть одним и тем же словом — это величайшее прозрение. Дело не в знании лингвистики, а в переживании неизмеримо ценного опыта. Время и смерть — это одно и то же, жить во времени значит жить в смерти. Как только исчезнет время, исчезает смерть. И когда вы в полном молчании, когда ни одна мысль не движется в вашем уме, время исчезает; вы не можете себе представить, что такое время. В тот самый момент, когда время исчезает и часы вашего ума останавливаются, неожиданно вы входите в мир вневременного, в мир вечного, в мир абсолюта.
Иисуса спрашивал один ищущий... об этом не сказано в Новом Завете, но это входит в суфийскую традицию. Один ищущий спрашивает Иисуса: «Что будет самым важным в твоем божественном царстве?» И ответ изумляет. Иисус говорит: «Там больше не будет времени. Вот что будет са­мым важным в моем божественном царстве — там больше не будет времени. Там не будет ни прошлого, ни будущего, там будет только настоящее».
И, позвольте вам сказать, настоящее не является час­тью времени. Разумеется, обычно в школах, университе­тах и колледжах нам всегда говорят, нас учат, — в ваших словарях всегда написано, что в грамматике существуют три времени: прошедшее, настоящее и будущее. Это аб­солютно неправильно — неправильно согласно тем, кто знает. Прошлое и будущее являются временем; но насто­ящее — не время, оно принадлежит вечности. Прошлое и будущее принадлежат окружающему, вот этому — миру относительного, изменчивого. Между ними двумя проника­ет запредельное, трансцендентное, и это настоящее. Сей­час — часть вечности.
Если вы живете во времени, смерть неотвратимо случит­ся. Фактически, говорить «неотвратимо случится» непра­вильно — она уже случается. В тот момент, когда ребенок рождается, он начинает умирать. На это уходит семьдесят, восемьдесят лет, это другое дело. Он умирает медленно, скупо, по частям, понемногу каждый день, каждый час. Он продолжает умирать, умирать, умирать... и этот процесс завершается через семьдесят или восемьдесят лет. Когда вы говорите, что сегодня кто-то умер, пусть ваши слова не вводят вас в заблуждение: он умирал на протяжении вось­мидесяти лет, сегодня этот процесс завершился.


Время означает ум. Когда ум останавливается, время останавливается. Вы, должно быть, иногда чувствовали это. Когда нет ни одной мысли в вашем уме, остается ли какое-то время? Эта процессия мыслей создает время.
Таково самое фундаментальное понимание в теории относительности Альберта Эйнштейна: время является гибким явлением, оно зависит от вашего настроения. Если вы счастливы, время летит незаметно, если вы страдаете, оно замедляется. Если вы сидите рядом с умирающим че­ловеком, ночь кажется практически бесконечной — такое ощущение, что утро вообще никогда не наступит. А если вы сидите рядом с любимым человеком, тогда создается впечатление, что у времени появились крылья, оно летит. Часы проходят как минуты, дни проходят как часы, меся­цы пролетают как дни.
Что касается часов, для них совершенно безразлично, радостны вы или грустны, счастливы или страдаете. Часы идут независимо от вашего состояния. Так что есть две раз­ные вещи, о которых необходимо помнить: время по часам — это одно, абсолютно отдельное от другого — от психологи­ческого времени; психологическое время внутри вас.
Эйнштейн не был медитирующим человеком, в против­ном случае его теория относительности достигла бы более высокого пика. Он только говорит: когда вы радостны, вре­мя течет быстрее, когда вы несчастны, время замедляется. Это великое проникновение, но если бы он был медитиру­ющим, мир стал бы неизмеримо богаче, потому что тогда он сказал бы еще одну вещь: если вы абсолютно вне ума, лишь чистое сознание — время просто останавливается, исчезает бесследно.

Время, убивать
Я двадцать лет путешествовал по всей стране, и я всегда недоумевал. Если поезд опаздывает всего на какой-то час, все уже злятся, обвиняют правительство, ругают общество и проклинают все на свете. Почему вы не можете отдохнуть? Если поезд опаздывает на час, это прекрасная возможность. У вас есть час! — вы можете отдохнуть. У вас по крайней мере будет оправдание: «Поезд опоздал — что делать? Вот я и отдохнул, расслабился». Но нет, они не могут, они все больше и больше закипают. Они начинают изрыгать огонь!
И те же самые люди, когда они доберутся до дома, бу­дут сидеть перед идиотским ящиком — телевизором — пять часов. Средний американец сидит по пять часов в день. Америке угрожает страшная опасность: идиотский ящик. Если вы будете смотреть в идиотский ящик по пять часов в день, вы попадете под гипноз — и сами станете идиотом! Вы обречены на идиотизм. Только идиот может пять часов смотреть на ящик. И люди приклеиваются к креслам, они не могут встать. Я слышал, что они едят пря­мо сидя перед телевизором. И мало того — они даже за­нимаются любовью перед телевизором, делают две вещи одновременно, занимаются любовью и смотрят телевизор: ведь можно что-нибудь пропустить!
И эти идиоты составляют большинство. Они играют в кар­ты, а если вы спросите зачем, они скажут: «Чтобы убить вре­мя». Поезд опаздывает на одну минуту, и они злятся. И что потом они делают со своим сэкономленным временем? Уби­вают его! Идут в кино, чтобы убить время... иногда на один и тот же самый фильм! Кажется, глупость не имеет пределов...
Убили время — сэкономили, убили — сэкономили... Вот и вся жизнь прошла!

Вспоминание
Прислушайтесь к слову «вспоминание». Оно означает «воссоединение» со всем сущим, возвраще­ние в семью существования. Оно означает, что внезапно вы вспоминаете забытый язык. Так вы иногда вспоминаете чье-то имя: вы встречаете кого-то на улице, узнаете это­го человека, чувствуете, что знакомы, но никак не може­те вспомнить его имя. Вы его забыли, хотя помните много других вещей — например, то, что раньше встречались. Вы говорите: «Его имя вертится у меня на языке». Но если оно вертится у вас на языке, то почему не вспоминается? Вы почти абсолютно уверены, что имя сейчас слетит с ваших губ. Вы прилагаете большое усилие, чтобы вспомнить его, но чем больше вы стараетесь, тем хуже, потому что, прилагая усилия, вы напрягаетесь, закрываетесь. Ваше сознание су­жается все больше и больше. В таком большом напряжении, таком беспокойстве очень трудно что-то вспомнить.
Затем, осознав, что ничего не получается, вы отказы­ваетесь от своей идеи. Вы полностью забываете о ней. Вы начинаете слушать музыку или идете в сад и садитесь под деревом, начинаете делать что-то еще, завариваете чай или разговариваете с кем-то... и тут внезапно, как будто из ни­откуда всплывает имя встреченного вами человека.
В этом весь секрет просветления: оно происходит в рас­слаблении, оно происходит в состоянии глубочайшего по­коя. Расслабление значит капитуляция. Эго означает, что вы напряжены, что вы несете груз тревог — и несете без всякой необходимости.

Вчера
Вчера уже нет... Есть только сегодня — и даже оно уже прошло. Есть только этот момент...
Вчера вы слушали меня; покончите с этим. Вчера уже больше нет, но ум несет его дальше. Если вы действительно слушали меня вчера, вы не будете носить этого с собой, — потому что, если вы носите это с собой, как вы можете слу­шать меня сегодня? Дым вчера будет помехой; вы будете слышать сквозь этот дым, сквозь вчера, — и все упустите.
Вчера необходимо отбросить, чтобы вы могли быть в здесь и сейчас...
Прошлое, носимое с собой, создает проблемы. Проблема не в том, что я говорил вчера или что я говорю сегодня, про­блема в том, что вы носите вчера и упускаете сегодня...
Нет ни прошлого, ни будущего. Есть только этот момент.

Выбор
В каждом мгновении всегда есть две альтернативы; вы можете выбрать: быть несчастным или быть счастливым. Посмотрите на это так: в любой ситуации сначала поста­райтесь выяснить, что сделает вас несчастным и что сде­лает вас счастливым.
Когда я был ребенком, мой отец построил красивый дом. Но архитектор обманул его — отец был простодуш­ный человек, — и дом развалился под первыми дождями. Мы как раз собирались в него переехать; еще два-три дня, и мы жили бы в этом доме; а он развалился. Мой отец был далеко; я дал ему телеграмму: «Приезжай немедленно — дом развалился!» Он не приехал, он ничего не ответил. Он приехал, как намечал изначально. И первое, что он ска­зал мне: «Дурак! Дома больше нет — зачем ты потратил десять рупий на такую длинную телеграмму? Эти десять рупий можно было сохранить! И благодари Бога, что дом обрушился вовремя. Если бы он подождал всего четыре или пять дней, он убил бы всю семью!»
Он устроил праздник и созвал всю деревню. Мне понра­вилась эта идея! Вся деревня смеялась: «Какая нелепость: твой дом развалился, все так плохо!» А он созвал всех жите­лей города — городок был небольшой — на праздник, чтобы поблагодарить Бога за то, что он нам помог. Еще четыре дня, и вся семья могла погибнуть! Вот что я называю выбором, умением в любой ситуации выбрать лучшую сторону.

Выборы
Я никогда в жизни не голосовал. Вся моя семья увлека­лась политикой. Все в ней были борцами за свободу Индии, когда она еще оставалась под властью Британии. Они сидели в тюрьме, страдали — естественно, когда страна освободи­лась, они нашли себя в политике. Мои дяди говорили мне: «Ты же образованный человек; почему же ты не использу­ешь силу своего голоса? Эта сила создает правительство и меняет правительство».
Я отвечал: «Я понимаю, но я не вижу смысла менять одного дурака на другого. Разницы нет; меняются только имена, а все остальное остается по-прежнему». На самом деле, даже лучше оставить старого дурака на прежнем месте, потому что рано или поздно он накопит достаточ­но богатства, власти, сделает себе имя, добьется славы; он перестанет быть жадным — очевидно, потому что всегда есть точка насыщения.
Когда вы отнимаете власть у прежнего дурака, вы да­ете ее новому; один был республиканцем, другой — де­мократ; новый дурак тут же пытается схватить как мож­но больше — потому что четыре года пролетят быстро, к тому же, скоро он всем надоест. Четыре года он пользу­ется всем, до чего может дотянуться. Тем временем дру­гая партия привлекает все больше всеобщей симпатии. Это игра. Люди забывают: «Мы уже свергали эту партию». Сколько раз в Америке свергали республиканцев? И сколь­ко раз вы свергали демократов? И сколько еще раз вы бу­дете повторять одно и то же?
Только посчитайте: сколько раз за двести лет свергали одну и ту же партию? Если бы вы были хоть сколько-ни­будь разумны, свергнув партию один раз, вы свергли бы ее навсегда! У нее нет ни разума, ни потенциала, ни идеоло­гии — нужно покончить с нею.

Выводы (заключения)
Предубежденный глаз слеп; сердце, полное готовых выводов, мертво. Слишком много априорных предположе­ний — и ваш разум начинает терять свою остроту, красо­ту, интенсивность. Он притупляется. Этот тупой разум и называют интеллектом. Ваша так называемая интеллиген­ция в действительности не интеллигентна, она просто ин­теллектуальна. Интеллект — это труп. Вы можете украсить его, можете усыпать его жемчугами, алмазами и изумру­дами, но труп все равно остается трупом.
Быть живым—абсолютно другое дело. Разум есть жизнь в превосходной степени; это спонтанность, открытость, уяз­вимость, беспристрастие, это смелость действовать без за­ключений. Почему я говорю, что это смелость? Потому что, когда вы действуете исходя из заключений, эти заключения защищают вас, дают вам чувство безопасности. Вы хорошо их знаете, вы умеете их выводить, вы очень эффективны. Дей­ствовать без заключений значит действовать в невинности. Нет никакой гарантии, вы можете ошибиться, сбиться с пути.
Тот, кто готов отправиться в исследование, называемое истиной, должен быть готовым совершить множество оши­бок, должен уметь рисковать. Можно заблудиться, — но только так достигают. Множество раз сбившись с пути, че­ловек учится не сбиваться. Совершая множество ошибок, че­ловек понимает, что такое ошибка, и учится не делать оши­бок. Узнавая, что такое неистина, человек все ближе и ближе подходит к тому, что истинно. Это индивидуальное исследо­вание; вы не можете зависеть от чужих заключений.

Выживание
Жизнь значит больше, чем просто выживание, но мил­лионы людей решили просто выживать, а не жить. Един­ственной их целью в жизни, похоже, является выжива­ние, максимально долгое выживание. Выживание стало их богом, и из-за этого они упустили всю возможность жиз­ни. Потому что, когда выживание становится самоцелью, вы начинаете бояться жить. Жизнь опасна, и необходимо рисковать своим выживанием снова и снова, — только тогда возможно жить.
Если вы слишком привязаны к выживанию, одержимы БЬ1?киванием, тогда вы стремитесь сохранить безопасность и предсказуемость, а будучи в безопасности и предсказуе­мости, вы становитесь мертвым. Жизнь теряет жизненное качество. Тогда вы живете лишь поверхностно, без глубин, без высот. Жизнь становится совершенно бесцветной, пло­ской, скучной. В ней нет приключения, нет исследования, и нет сюрпризов, нет тайн, и ничто никогда не открывается такому человеку. Он остается закрытым существованию, и существование остается закрытым ему. Они никогда не встречаются; общения и общности не происходит.
Посвящение в саньясу означает, что с этого момента це­лью будет не выживание, а жизнь, не предсказуемость, а жизнь, не безопасность, а жизнь. А один миг интенсивной и тотальной жизни более ценен, чем сотня лет выживания. Выживание не жизнь; это растительное существование.
Настоящий человек не знает никакой другой цели, кроме самой жизни. Его цель — жить тотально. Его цель — жить от момента к моменту, интенсивно, страстно, пылко. Тогда каждое мгновение становится таким драгоценным, таким подарком. И только когда вы знаете эти подарки, вы можете быть благодарны Богу, в вас может возникнуть молитва.
Я считаю идею выживания одним из величайших бед­ствий, — навязчивую идею, культ выживания, манию вы­живания. Эта идея не имеет никакой ценности и никакого смысла. Мы здесь не просто для того, чтобы выжить и ме­ханически оставаться в живых сто или сто двадцать лет. Мы здесь для того, чтобы жить и узнать жизнь в ее мно­гомерности, узнать жизнь во всем ее богатстве, во всем ее многообразии. И когда человек живет многомерно, иссле-Дует все доступные возможности, не уклоняется от бро­шенного вызова, а делает шаг навстречу, бросается в него с головой, приветствует его и встречает достойно, тогда Жизнь становится пылающей, жизнь расцветает. Жизнь Узнает свою весну, — и тогда весна остается с вами, где бы вы ни были, весна становится самим вашим климатом, вашей атмосферой.

Вызов (трудности)
Самое простое — это самое трудное; трудное не так трудно. Эго всегда готово делать что-то трудное, потому что при этом эго усиливается; ему хорошо. Это похоже на вызов, а эго готово броситься навстречу вызову. Вызов провоцирует его выйти из летаргии. Оно сражается за свои права, оно старается победить, становится агрессивным. Чем больше трудности, тем агрессивнее становится эго. Агрессия — его пища. Вот почему простое — самое труд­ное. Эго в нем не заинтересовано. В нем эго чувствует что- I то вроде смерти. Эго не может потерять контроль, потому что, потеряв контроль, оно потеряет самое себя. Эго не мо- I жет потерять напряженности, потому что напряжение — ] сама суть его существования. Если вы не напряжены, если вы расслаблены, эго просто испаряется. Оно не может существовать в расслабленном состоянии сознания; в нем больше нет необходимости.