Анекдоты от Ошо
Однажды перед судом судьи Грампа предстал огромный негр Лерой за оскорбление действием. Борис Бабблбрейн, обвинитель, подверг Лероя строгому перекрестному допросу, стараясь доказать несомненную вину этого черного.
Лерой спокойно смотрит на Бориса и утверждает, что он толкнул истца просто «чуть-чуть».
- 0′кей, - хватается за это Бабблбрейн, - насколько же сильно?
- А, - спокойно отвечает Лерой, - как я и говорил, просто чуть-чуть.
- Хорошо, - не отстает Бабблбрейн, - для пользы суда и присяжных, пожалуйста, спуститесь сюда и проиллюстрируйте на мне, насколько сильно это «чуть-чуть».
- Пожалуйста, - говорит Лерой, улыбаясь, спускаясь со свидетельского места.
Борис надеется, что Лерой будет выведен из себя и переборщит со своей демонстрацией, доказав тем самым свою вину.
Когда Лерой подходит к Борису, он вдруг сильно бьет его по ногам, потом хватает его поперек, поднимает над головой и изо всех сил швыряет через комнату.
Отвернувшись от беспорядка на полу, Лерой улыбается судье Грампу и поясняет:
- Ваша честь, тогда была всего одна десятая этого!
Лерой спокойно смотрит на Бориса и утверждает, что он толкнул истца просто «чуть-чуть».
- 0′кей, - хватается за это Бабблбрейн, - насколько же сильно?
- А, - спокойно отвечает Лерой, - как я и говорил, просто чуть-чуть.
- Хорошо, - не отстает Бабблбрейн, - для пользы суда и присяжных, пожалуйста, спуститесь сюда и проиллюстрируйте на мне, насколько сильно это «чуть-чуть».
- Пожалуйста, - говорит Лерой, улыбаясь, спускаясь со свидетельского места.
Борис надеется, что Лерой будет выведен из себя и переборщит со своей демонстрацией, доказав тем самым свою вину.
Когда Лерой подходит к Борису, он вдруг сильно бьет его по ногам, потом хватает его поперек, поднимает над головой и изо всех сил швыряет через комнату.
Отвернувшись от беспорядка на полу, Лерой улыбается судье Грампу и поясняет:
- Ваша честь, тогда была всего одна десятая этого!
Ежедневная медитация
месяц:12 день:14
День
Человек должен вновь стать ребенком. Лишь тогда он осознает красоту бытия, чудо бытия. Это благоговейное чувство и есть начало религии. Но случается так — и это случается с каждым, от этого не уйти, это почти неизбежное зло, — что ребенок теряет свою невинность, получает образование. Ему приходится изучать языки, науки, математику и географию — все основные предметы. Он должен получить признание в какой-то сфере деятельности, стать врачом, инженером, ученым. Требования жизни таковы, что он не может остаться ребенком.
Всякое образование отнимает у человека невинность. Он становится образованным, знающим, переполняется информацией и забывает, что такое радоваться, что такое удивляться. Он думает, что знает все, — чему он может удивляться? Он забывает, что существует такое измерение, как благоговение. Ни что не способно его удивить. Это состояние является духовной смертью.
О, он очень полезен для мира: он умен, он хитер, он обладает властью. Благодаря своей ценности для мира он становится товаром на рынке. Его можно купить, его можно продать. Чем большими становятся его знания, тем выше его цена. Но при этом что-то в нем теряется, что-то очень ценное, и то, что в нем потеряно, уже невозможно возродить.
Всякое образование отнимает у человека невинность. Он становится образованным, знающим, переполняется информацией и забывает, что такое радоваться, что такое удивляться. Он думает, что знает все, — чему он может удивляться? Он забывает, что существует такое измерение, как благоговение. Ни что не способно его удивить. Это состояние является духовной смертью.
О, он очень полезен для мира: он умен, он хитер, он обладает властью. Благодаря своей ценности для мира он становится товаром на рынке. Его можно купить, его можно продать. Чем большими становятся его знания, тем выше его цена. Но при этом что-то в нем теряется, что-то очень ценное, и то, что в нем потеряно, уже невозможно возродить.
Вечер
Лишь любящее сердце способно соприкоснуться с бытием. Ум — поверхностен и неглубок, ему ничего не известно ни о высотах, ни о глубинах. Ум — дурачок, посредственность. Он не может воспринимать реальность. Реальность воспринимается сердцем, и любовь — это не что иное, как биение твоего сердца.
Пусть же сердце поет свою песню. Даже если ум будет критиковать, тебя не должно волновать его мнение. Ум обязательно начнет рассуждать. Он скажет: «Это — не рационально». Если ситуация такова, что ты должен быть несчастным, но ты поешь песню, ум говорит: «Это против всякой логики. Тебе полагается быть несчастным».
Пусть же твое сердце радуется, поет, танцует. И пусть лают на него собаки ума: «Это — нерационально, это — невероятно, это — аморально!» Ум готов осудить поэзию, которая есть в тебе, он готов осудить любовь, которая тебя переполняет. Он всеми способами будет пытаться извлечь тебя из сердца, ибо его власти грозит опасность. Не слушай его: продолжай петь, плясать, веселиться. В один прекрасный день ты, к своему изумлению, уже не услышишь лая собак. Твой ум остался где-то там, позади.
И это — благословенный день. На тебя обрушивается ливень цветов, бытие осыпает тебя всевозможными подарками. Ты соединился с целостностью, ты стал зрячим. Любовь подарила тебе зрение, она подарила тебе глаза.
Пусть же сердце поет свою песню. Даже если ум будет критиковать, тебя не должно волновать его мнение. Ум обязательно начнет рассуждать. Он скажет: «Это — не рационально». Если ситуация такова, что ты должен быть несчастным, но ты поешь песню, ум говорит: «Это против всякой логики. Тебе полагается быть несчастным».
Пусть же твое сердце радуется, поет, танцует. И пусть лают на него собаки ума: «Это — нерационально, это — невероятно, это — аморально!» Ум готов осудить поэзию, которая есть в тебе, он готов осудить любовь, которая тебя переполняет. Он всеми способами будет пытаться извлечь тебя из сердца, ибо его власти грозит опасность. Не слушай его: продолжай петь, плясать, веселиться. В один прекрасный день ты, к своему изумлению, уже не услышишь лая собак. Твой ум остался где-то там, позади.
И это — благословенный день. На тебя обрушивается ливень цветов, бытие осыпает тебя всевозможными подарками. Ты соединился с целостностью, ты стал зрячим. Любовь подарила тебе зрение, она подарила тебе глаза.
Медитация Здесь и Сейчас
СОТРУДНИЧЕСТВО
Когда Чарлз Дарвин создал свою теорию эволюции, теорию выживания сильнейшего, другой человек, князь Кропоткин из России, создал прямо противоположную теорию: эволюция происходит путем сотрудничества.
О князе Кропоткине мало кто слышал, хотя его теория значительнее теории Дарвина.. Может быть, должно пройти какое-то время, но в конце концов он победит Дарвина
Сама идея, что человек эволюционирует посредством борьбы, насильственна — и к тому же очень однобока. Если смотреть глазами Дарвина, жизнь состоит только из выживания сильнейшего. А кто этот «сильнейший»? — самый разрушительный, самый агрессивный. В этом «сильнейшем» нет ничего ценного; он даже не человечен — «сильнейшим» окажется тот, кто больше всех похож на животное. Христос не сможет выжить, он не сильнейший. Будда не сможет выжить, он не сильнейший. Будда окажется из всех самым беспомощным... и Иисус. Значит, выживет Александр Македонский, выживет Адольф Гитлер, выживет Иосиф Сталин, выживет Мао Цзэдун — «сильнейшие»! Значит, выживет только насилие, не любовь. Выживет только убийство, не медитация.
Мировоззрение Дарвина представляет жизнь совершенно бесчеловечным образом. Если вы пойдете в лес и посмотрите глазами Дарвина, то всюду найдете враждебность и соперничество: одна особь уничтожает другую, все друг другу враги, все друг с другом борются — как в кошмарном сне. А если пойти в тот же лес и посмотреть глазами Кропоткина, обнаружится удивительное сотрудничество. Все эти особи помогают друг другу, сосуществуют в глубоком сотрудничестве, иначе никто бы из них не выжил.
Насилие может составлять часть, но не целое; глубоко внутри все основывается на сотрудничестве. И чем выше ступень развития — как вы найдете, восходя по лестнице роста, — тем меньше насилия и больше сотрудничества.
Сама идея, что человек эволюционирует посредством борьбы, насильственна — и к тому же очень однобока. Если смотреть глазами Дарвина, жизнь состоит только из выживания сильнейшего. А кто этот «сильнейший»? — самый разрушительный, самый агрессивный. В этом «сильнейшем» нет ничего ценного; он даже не человечен — «сильнейшим» окажется тот, кто больше всех похож на животное. Христос не сможет выжить, он не сильнейший. Будда не сможет выжить, он не сильнейший. Будда окажется из всех самым беспомощным... и Иисус. Значит, выживет Александр Македонский, выживет Адольф Гитлер, выживет Иосиф Сталин, выживет Мао Цзэдун — «сильнейшие»! Значит, выживет только насилие, не любовь. Выживет только убийство, не медитация.
Мировоззрение Дарвина представляет жизнь совершенно бесчеловечным образом. Если вы пойдете в лес и посмотрите глазами Дарвина, то всюду найдете враждебность и соперничество: одна особь уничтожает другую, все друг другу враги, все друг с другом борются — как в кошмарном сне. А если пойти в тот же лес и посмотреть глазами Кропоткина, обнаружится удивительное сотрудничество. Все эти особи помогают друг другу, сосуществуют в глубоком сотрудничестве, иначе никто бы из них не выжил.
Насилие может составлять часть, но не целое; глубоко внутри все основывается на сотрудничестве. И чем выше ступень развития — как вы найдете, восходя по лестнице роста, — тем меньше насилия и больше сотрудничества.
